Джордж Мартин "Песнь Льда и Пламени"

[arventur]

Читаю третью книгу "Песни Льда и Пламени" Дж.Мартина, и нарастает во мне внутреннее противоречие. С одной стороны, книга потрясающая, герои все живые, вызывают бурю эмоций, хочется читать про них дальше, обсуждать их поступки. С другой стороны, количество трупов, поедаемых собаками/воронами, гниющих и смрадных, гноящихся ран, кишащих червей и насекомых, возрастает от страницы к странице, и я уже, в силу природной брезгливости и впечатлительности, физически не могу это читать. Бросить жалко, читать дальше тяжело, труднее всего перестать о них всех думать...

@темы: книжное

Comments

[Bercut_bird]

Дальше - только хуже будет ). Кайф книг Мартина в том, что мир зверски реален и логичен. Не люди, а именно мир. Настоящий. Живой. Ни в коей мере не сказочный.
П.С. И "роялей" нету

[Мизантропическая кошка]

Примерно такое же ощущение...

[Milady shamAnka]

Ну вот А тоже все собираюсь почитать Мартина, но излишней трупной реалистичности тоже не люблю...

труднее всего перестать о них всех думать...

То же самое...

[arventur]

Bercut_bird

мир зверски реален и логичен

о да, Реален до дрожи... и еще немыслимо жесток...

Milady shamAnka

все собираюсь почитать Мартина, но излишней трупной реалистичности тоже не люблю...

Мне кажется, эта книга из тех, что должны быть прочитаны. Есть такие книги, сколько бы трупов в них ни было...

Вообще не удивительно, что Мартин так долго и тяжело пишет продолжение. Читать обо всем этом страшно, а уж писать...

[Bercut_bird]

arventur Э-э-э.. Оглянулся. Увидел примерно то же самое. Реальность и жестокость пока еще вполне синонимичны и для нашего мира. Об этом можно умалчивать, но если этого не делать, может получиться такое вот качественное полотно.

[arventur]

Реальность и жестокость пока еще вполне синонимичны и для нашего мира.

Bercut_bird Все таки в нашем мире жестокость как-то скрыта под налетом цивилизации, вы не находите? И меня это, честно скажу, радует. Возможно, это позиция страуса, но мне ближе термин "аист" - птица, которая стремится к миру и уюту и вьет гнездо на тех домах, где царит мир и согласие.

[oxotnik]

В средневековье и не могло бы быть иначе, а тем более, когда страну разывает на части гражданская война. Думаю, что во время войны Алой и Белой роз в Англии творилось примерно то же самое.
Да и зачем за примером далеко ходить, вспомнить хотя бы Гражданскую 1917 года, время, конечно, немного другое, но...

[arventur]

В средневековье и не могло бы быть иначе, а тем более, когда страну разывает на части гражданская война

oxotnik - я с этим нисколько не спорю. Но мне тяжело и физически трудно об этом читать.
Мне как-то ближе стиль Дюма, когда все бытовые мерзости, физические страдания, грязь, боль, выгребные ямы и насекомые остаются за рамками повествования.

[Bercut_bird]

arventur oxotnik Все равно как-то далеко ушли. В нашем мире цивилизация, конечно, многое прячет, но далеко не вся планета ей "заразилась". Южная Америка, Гаити, Африка. Просто любая территория, где сейчас воюют. Никакой разницы с тем, о чем говорится в "Песни".
Европа, Россия, Северная Америка - это пока лишь половина населенной планеты. Не так уж и много.

[oxotnik]

arventur
Bercut_bird увы, насилие будет всегда...
а иллюстрации будут? *с надеждой*

[Twistress]

arventur - а я бросила где-то в середине второй книги, сделав над собой усилие (потому что я вообще не люблю бросать книги недочитанными). Мне Гемма как раз спойлернула - сказала, что там вроде как относительно положительным героем окажется тот, кто выкинул в начале первой книги ребенка из окна. Вернее, как я поняла, автор так подал события, что этот поступок выглядит внутренне оправданным и к герою мы - читатели - начинаем испытывать сочувствие. Я подумала, решила, что мне такой образ мыслей не подходит, и раз так - незачем себя насиловать. Но у меня вообще черно-белое восприятие мира, так что я не претендую на объективность в данном случае.

Вот скажи, почему эту книгу "надо прочитать"? Если тебе так не нравится жестокость и натурализм, аж на физиологическом уровне? ИМХО, если натурализм - со смыслом и по делу использованный художественный прием, физиология работать не начинает, начинают работать мозги. По-моему, вполне себе хороший диагностический признак, говорящий о том, что в данном случае (наверное, стоит добавить - "с точки зрения данного читателя") автор не справился с задачей.

[Bercut_bird]

oxotnik Поддерживаю! Даешь галерею персонажей этого мира!

[hadzog]

Я Мартина прочитал (все, что переведено пока на русский из "Песни") очень недавно и долго не мог понять, почему меня не цепляют герои. Вот не цепляют и все. При том, что они - да, живые, да, яркие, да, интересные. Но не цепляют. Я им сочувствую ровно столько, сколько они есть в тексте, дальше - все, забыть до следующего появления. Потом дошло)). ИМХО, главный герой серии - мир. Вот за него и переживаешь. Жутко непривычно, но затягивает.
Именно про людей у него, кмк, "Межевой рыцарь" и "Верный меч", а основной цикл - все-таки в первую очередь о мире в целом.
А жестокость... Ну так он пишет в основном о тех, кто в самом низу оказался, и средневековье, опять же. Мне натурализм излишним не показался. Без него была бы сказка, а тут, в принципе, исторический роман в фэнтазийной обработке)).

Все таки в нашем мире жестокость как-то скрыта под налетом цивилизации, вы не находите?

От этого она не перестает существовать, к сожалению.

[arventur]

oxotnik

а иллюстрации будут?

Мне бы хотелось нарисовать многих. Но времени не хватает ни на что - беда просто.

Twistress

Мне Гемма как раз спойлернула - сказала, что там вроде как относительно положительным героем окажется тот, кто выкинул в начале первой книги ребенка из окна. Вернее, как я поняла, автор так подал события, что этот поступок выглядит внутренне оправданным и к герою мы - читатели - начинаем испытывать сочувствие. Я подумала, решила, что мне такой образ мыслей не подходит, и раз так - незачем себя насиловать. Но у меня вообще черно-белое восприятие мира, так что я не претендую на объективность в данном случае.

На мой взгляд, ни одного положительного героя в книге нет. Вообще. Но это и правильно - как в жизни, в общем-то.
Но я черно-белым восприятием действительности совсем не отличаюсь, скорей наоборот, как Эшли из "Унесенных ветров", все время смотрю на вещи, людей и поступки с разных точек зрения и всем нахожу объяснения и оправдания. Короче, терпимость и лояльность, граничащая с беспринципностью Я сочувствую в той или иной степени практически всем героям этой книги (кроме откровенных маньяков), но ни одного из них я бы не назвала любимым. Все совершают либо подлости, либо глупости, либо проявляют слабость или принимают неверные решения, которые меня, как читателя, раздражают. Кстати, номер один в списке вызывающих раздражение любимый Геммой Нэд Старк. А Джейме, который Брана выкинул, просто... мальчишка, склонный к необдуманным спонтанным поступкам. Порывистый и не подлый. И поступки, которые он совершает спонтанно, могут быть и ужасными, и геройскими.

Вот скажи, почему эту книгу "надо прочитать"?

Трудно сказать. Она такая... настоящая. Не поделка, не однодневка, а такая книга, которая берет и не отпускает. Эпичная. Живая. Жестокая. Интересная. Логичная. Заставляет задуматься оставшихся в живых ((с) Обыкновенное чудо).
Разве этого не достаточно?

[Twistress]

arventur - поняяяятно...

Видимо, у меня просто физиологическая реакция перекрыла художественную ценность произведения. Так что, в общем-то, пустяковой причины оказалось довольно для того, чтобы "соскочить".

[Bernadett-e]

Автор придерживается реалий средневековой Европы.

[arventur]

Twistress Я еще на счет себя не уверена - как бы не соскочить тоже по причине этой самой физиологической реакции...

Беатрикс

Автор придерживается реалий средневековой Европы.

Это в общем-то очевидно Но реалий можно по-разному придерживаться. Дюма вот (опять же беру его в пример), тоже вполне придерживался, но как-то в рамочках, заботясь о нежных чувствах ранимых читателей. А Мартин вываливает это средневековье тебе на голову со всеми его многочисленными неаппетитными деталями...

[Белейшая Мышь]

Видимо, у меня просто физиологическая реакция перекрыла художественную ценность произведения.

У меня аналогично. Брезгливость пересилила - да и не скажу, что сильно зацепило. Для того, чтобы знать, что на свете существуют трупы, кровь и грязь не обязательно каждый день ходить в анатомичку и по помойкам.

[P.R.]

Я так четвертую книгу и не дочитал, всякий раз что-то мешает: то комп, то времени нет. Но дочитаю, рано или поздно.

[Шнайзель]

arventur, я же говорил надо было с Джордана начинать...

На мой взгляд, ни одного положительного героя в книге нет. Вообще. Но это и правильно - как в жизни, в общем-то.

Уууу... как все плохо... Мой совет - почитайте прошлое интервью Камши на МФ, она там очень хорошо пишет все, что она про Мартина и его "реализм" думает. В двух словах - в погоне за реализмом Мартин просто напросто прозевал когда нужно остановиться, и получилось опять-таки не реалистично, только в другую сторону, не так как обычно в сказках. Или ещё хуже - не прозевал, а осознанно перегнул палку. Еще где-то у Камши на то ли на форуме, то ли на сайте читал ликбез про "ужасы Средневековья". Опять-таки в двух словах - "ужасы" сильно преувеличены.

И, кстати, даже у Мартина есть существенно и явно положительные персонажи, очень близкие к понятию "безупречные". Правда всего два - Сэм и Бриенна.

Twistress
Вернее, как я поняла, автор так подал события, что этот поступок выглядит внутренне оправданным и к герою мы - читатели - начинаем испытывать сочувствие.

Не совсем так. Там просто открыты дополнительные обстоятельства, и сам персонаж меняется и начинает действовать по-другому, и как оказывается, его "самое страшное" преступление, давшее ему прозвище, совсем не страшное и вообще не преступление - с учетом обстоятельств. Но фишка в том, что все это никак не отменяет того факта, что он столкнул ребенка, и нет никаких иллюзий и никакого позыва считать его персонажем положительным. Просто он не настолько плох, как казалось в начале, и не настолько плох, как некоторые другие деятели.

Резюме :

arventur, не мучайте себя, бросайте это дело и переключайтесь на что-нибудь другое, не столь мрачное и более "детективное" Все равно сага Мартина не закончена, и судя по всему не будет закончена ещё много лет. Так что никто не помешает вам вернуться к этому, безусловно заслуживающему внимание, произведению позже, когда ( если ) оно будет должным образом завершено.

P.S. Самое смешное, что я сам тоже бросил - страниц за 50 до конца 4-ой книги.

[arventur]

Шнайзель

я же говорил надо было с Джордана начинать...

Мартин у меня был куплен раньше, в бумажном виде, а Джордан - в электронном. Поэтому у Мартина преимущество

И, кстати, даже у Мартина есть существенно и явно положительные персонажи, очень близкие к понятию "безупречные". Правда всего два - Сэм и Бриенна.

Тогда еще и Давос.
Но мне они не слишком симпатичны. Одна страшная и мужеподобная, другой толстый и не может противостоять насмешкам...

Опять-таки в двух словах - "ужасы" сильно преувеличены.

Я не спец в истории средневековья. А что, в реальности трупы не гнили, раны не гноились, выгребные ямы не переполнялись, людей не пытали и не калечили? И с гигиеной все было лучше? Не верится....

[ann.tropie]

Тогда еще и Давос

Только что хотела о нем напомнить Он, кстати, по какой причине не зацепил? Не то, чтобы я была от него в восторге, просто интересно))

В целом, у меня впечатления совпадают с вашими. Разве что при первом прочтении не так сильно бросался в глаза этот самый излишний натурализм (то ли настроение было такое мрачное, то ли незадолго до ПЛиО я читала что-то ещё более... гм, "натуралистичное", сейчас уже и не вспомню...) А вот при перечитывании... Отложила, недоперечитав, на второй книге, решила не пересиливать себя. Всё равно ведь основные события помню.

[arventur]

Он, кстати, по какой причине не зацепил?

Огнепляска Слишком преданный Ему пальцы отхватили, а он "я ваш, я ваш"...

[Шнайзель]

arventur
Одна страшная и мужеподобная, другой толстый и не может противостоять насмешкам...

Вот и я о том же. Вы много в жизни знаете людей, которых можно упрекнуть ТОЛЬКО в этом?

Я не спец в истории средневековья.

Я тоже. Поэтому предлагаю послушать Камшу.

Это про Мартина :

многабукаф. Продолжение следует...

Татьяна

«Книги Мартина, прежде всего, о личных проблемах и комплексах героев, когда внешние беды и проблемы любого масштаба отступают перед моральными переживаниями и проблемами. В этом смысле Мартин, как ни парадоксально, — наследник и продолжатель традиций русской классической литературы в лице Л. Н. Толстого, Достоевского, Чехова и их последователей. Думаю, и его самого смело можно назвать классиком.»

Будьте так любезны — раскройте эту тему подробнее? Очень интересно!

Вообще ИМХО удобнее всего раскрыть эту тему для себя самому, перечитав «Войну и мир», «Преступление и наказание», «Братьев Карамазовых», «Палату номер шесть» и «Трудно быть богом», а потом по горячим следам «Песнь льда и пламени».

Но раз уж спросили… Попробую объяснить, почему я для себя связала эти направления и эти произведения. Предупреждаю — букв не просто много. Их очень много, потому что сперва придется сказать о том, что называют русской классикой, вернее, о русском критическом реализме от Грибоедова и Гоголя (хотя Николай Васильевич работал и в других направлениях) до Чехова. А потом придется говорить о продолжении этого направления в советский и постсоветский период.

Жил-был Федор Толстой, прозванный Американцем. Одну из его выходок («Я его уже убил») повторил Алва.

Жил-был талантливый музыкант, гениальный драматург, выдающийся дипломат и знаменитый бретер Александр Грибоедов.

Американец весьма обиделся на Грибоедова, продернувшего его в «Горе от ума»: «Ночной разбойник, дуэлист, в Камчатку сослан был, вернулся алеутом и крепко на руку нечист».

Гиганты встретились. Толстой предъявил претензии. Грибоедов ответил в том смысле, что все верно. Ибо объект передергивает в картишки.

«Передергивал, передергиваю и буду передергивать, — согласился Толстой, — но, тебя почитав, чего доброго, вообразят, что я ложки серебряные ворую или вообще взятки беру! Нехорошо!». Грибоедов подумал и согласился, что-таки нехорошо. И тут же исправил на «в картишки крепко он нечист».

«Теперь другое дело!» — обрадовался Толстой. Инцидент был исчерпан. Репутация обоих была таковой, что усомниться в смелости фигурантов никому и в голову не пришло.

А еще Грибоедов навеки покорил сердце красавицы-княжны Нино Чавчавадзе. Эта пара вписала одну из самых красивых и трагичных страниц в историю Любви. Той самой Любви, о которой пел Высоцкий. А еще незадолго до своей гибели от рук мусульманских фанатиков Грибоедов предложил проект Российско-закавказской компании. Предполагалось массовое переселение российских крестьян и ремесленников в Закавказье и на Северный Кавказ, создание там современных машинных фабрик и особых зон беспошлинной торговли разного рода, как тогда говорили, "колониальными товарами". Реализуйся эта идея, Россия получила бы мощнейший рычаг не только военного, но и экономического воздействия на регион и, возможно, все дальнейшие события развивались бы по другому сценарию. Увы… Пошли другим путем.

Что до самого Грибоедова, то, надо полагать, Александр Сергеевич, узнав, что выведенного им требовавшего карету всеми непонятого бездельника миллионы школьных учебников объявят положительным персонажем, страдальцем и прогрессивным элементом, был бы шокирован преизрядно.

А еще жил-был «честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить». И звали этого человека Александр Христофорович Бенкендорф. Эту характеристику знаменитому «сатрапу и душителю» дал Пушкин, утешавший написавшего на Бенкендорфа эпиграмму и струхнувшего по этому поводу Вяземского.

В 1803 году 20-летний Саша Бенкендорф уехал добровольцем на Кавказ, отличился при взятии Гянджи, получил за храбрость ордена Святой Анны и Святого Владимира IV степени. За Прейсиш-Эйлау он получил Анну II степени. В 1809 году уже полковник Бенкендорф пошел (опять добровольцем) на русско-турецкую войну. За атаку под Рущуком — Георгий IV степени. В 1812 году — командир партизанского отряда. 16 с лишним тысяч пленных, включая трех генералов. Затем лихие кавалерийские дела под Велижем, Темпльбергом, Лейпцигом, Краоном и Лаоном, с последующим стремительным рейдом по Голландии и Бельгии. Российские ордена Святой Анны I степени и Святого Георгия III степени, прусские Черного и Красного орлов, австрийский Святого Стефана, а были еще ордена шведские, баварские, ганноверские... Ну и золотые шпаги за храбрость от императора российского, короля нидерландского и принца-регента британского. А дальше были деликатные дипломатические поручения в Париже и создание на острове Корфу отрядов албанских, греческих и черногорских добровольцев для высадки в Италии. И тонущих петербуржцев во время знаменитого наводнения Бенкендорф спасал, и у прекрасного пола бешеным успехом пользовался…

Надо полагать, доберись гоголевский Акакий Акакиевич до настоящего Бенкендорфа, ушел бы он не только с новой шинелью, но и с шапкой и сапогами, но подобный хэппи-энд Гоголя не устраивал. А если бы устроил, г-да чацкие и репетиловы повесть бы гоголевскую заклеймили.

Вообще, если порыться в архивах, почитать мемуары и специальные книжки, хоть по медицине, хоть по химии, хоть по истории театра, архитектуры, балета, да просто пройтись по Петербургу, читая надписи на мемориальных досках, выяснится, что в Российской империи жило множество интереснейших, неординарных людей, делавших дело и делавших его хорошо. Зато, взявшись за ту часть русской литературы 19 века, которую проходят в школах и по которой о России судят на Западе, которую мы гордо называем классикой, испытываешь когнитивный диссонанс. Потому как люди дела, люди успешные, люди яркие куда-то исчезают. В герои выходят господа, которые для того, чтоб выяснить, твари ли они дрожащие или право имеют, не открывают антарктид, не строят дворцы и храмы, не рисуют картин, не открывают периодических таблиц, не оптимизируют состав водки и уж тем более не идут добровольцами на всяческие войны. Нет, они берут топор, убивают старушку, а потом угрызаются. Под бурные продолжительные аплодисменты.

Убить и угрызаться — это психологично и глубоко. Кричать «в Москву, в Москву. В Москвууууу!» и сидеть при этом дома — достойно и неоднозначно. Уйти от мужа, бросив одного ребенка, вернуться к нему, родив другого от любовника, снова уйти, наплевать на обоих детей, страшно страдать и назло любовнику лечь на рельсы — еще более неоднозначно. Изменить только одному мужу, в связи с этим утопиться и стать лучом света в темном царстве однозначно, зато протестно. Портить нормальным людям жизнь, бурчать, ворчать и ненавидеть все и вся, влюбиться в чуть ли не воплощение всего обненавиженного и помереть от сепсиса — трагично и поучительно. И так далее. И тому подобное. Каждая вещь по отдельности и в самом деле шедевр. Смачно. Ярко. Подробно. Правдиво. Смело и ново. Убивали старушек-процентщиц? Убивали. И отцов убивали. И отцы с сыновьями дам не могли поделить. И с ума сходили. И неверные дамы топились и бросались под паровозы. И девицы с разбитыми мечтами и сломанными крыльями ползли к родительским порогам, не став великими актрисами и пианистками. И чиновники чиновничали, сатрапы сатрапствовали, развратники развратничали, а страдальцы страдали и хотели в Москву.

Все правда, а в итоге Российская империя, если судить о ней по великой русской классике, выходит чем-то серым, кошмарным, грязным, заселенным сплошь людьми маленькими, людьми лишними и людьми ненормальными и душевнобольными.


www.mirf.ru/Articles/art2510.htm

[Шнайзель]

продолжение про Мартина. Все равно не влезло до конца)))

Только вот непонятно, куда канули грибоедовы, бенкендорфы, боткины, пироговы, лазаревы, беллинсгаузены, бородины, менделеевы, чайковские, монферраны, толли, колчаки, скобелевы, да просто нормальные люди? Со своими нормальными, человеческими проблемами и радостями. И с чего это иноземные послы ждали, пока русский государь рыбку ловит? И кто это всяких там мариинок настроил и в них танцы прыгал и арии пел? Или даже про старушек и идиотов успешно писал и бурлаков рисовал. Нет этого. Не показано. Оставлено за кадром. Чацких — нате в количестве! Грибоедовых — не дождетесь! В итоге объективность уподобляется порожденной вдохновением одного из кэртианских фанфикеров «беспозвоночной кошке». Усы, лапы, хвост, уши, шерсть… А позвоночника и нету.

Если в литературе других стран критический реализм уравновешивался достойными и яркими книгами иного рода, то у нас — увы. А. К. Толстой, равно чуждый как серятине, так и сусальности, погоды не делал, хоть и был без малейшего преувеличения гением и провидцем. Кстати, о Толстом. Он на своем личном опыте успешно доказал, что в Российской Империи история Анны Карениной могла разворачиваться и закончиться совсем иначе. Без наркотиков и паровоза. И еще раз кстати. Мы очень любим повторять знаменитое «все животные равны, но некоторые равнее», но Алексей Константинович Толстой сказал почти то же намного раньше —

"Феодал!— закричал на него патриот, —

Знай, что только в народе спасенье!".

Но Поток говорит: "Я ведь тоже народ,

Так за что ж для меня исключенье?".

Но к нему патриот: "Ты народ, да не тот!

Править Русью призван только черный народ!

То по старой системе всяк равен,

А по нашей лишь он полноправен!".

По тому же принципу среди «прогрессивной общественности» полноправна была лишь та литература, где жизнь вообще, и в любезном отечестве в частности, рисовалась исключительно серым, черным и грязно-коричневым. Недалеко ушли от этого подхода ревнители «высокой литературы» и теперь. При этом я никоим образом не собираюсь отрицать гениальность наших классиков. Просто составленное на основе их произведений представление о жизни империи будет столь же адекватно, как, скажем, представление о браке, составленное на основании исключительно судебных архивов.

Понять, почему в России «образованщина» не любила власть, можно. Повод к тому имелся. На ровном месте революции не случаются. «Россия, которую мы потеряли» не была эдаким сусальным раем, как и не была кромешным адом, который только и можно, что разрушать до основания. И серой помойкой она тоже не была. Для ее адекватного изображения требовались все краски палитры. Увы. Соревнование белого, черного, серого и цветного закончилось победой серого и черного. С разгромным счетом.

Причин тому, на мой взгляд, несколько. Безусловный талант литераторов «серого» и «черного» направлений, откровенная глупость официального агитпропа, вызывающая естественное отторжение, сформулированный Пушкиным закон «живая власть для черни ненавистна», настроение разночинской интеллигенции, от народа отставшей, к аристократам не приставшей, и люто эту самую аристократию ненавидящей.

Нельзя забывать и о «ядовитом интересе» обывателей к ррррроковым страстям и темным сторонам жизни. Тот же Достоевский, честно зарабатывавший на жизнь и игру написанием психологических триллеров, выбирал сюжеты, способные шокировать и возбуждать добропорядочных читателей. Карамазовы и свидригайловы были волнующими исключениями, потому про них взахлеб и читали. Книги били на те же эмоции, что и знаменитый скандал с убийством ведущего двойную жизнь пожилого барона. Этот господин после ужина с газеткой в Благородном Собрании отправлялся по злачным местам и в конце концов был найден мертвым в отправленном по почте сундуке. Общественность была потрясена, газеты только об этом и писали, но делать вывод, что все пожилые петербуржцы немецкого происхождения тайком шляются по малолетним проституткам, было бы странным. Да и в наши дни существуют не только «сериальные» братки, депутаты, путаны, модели и крупные предприниматели.

Современники читали того же Достоевского, Толстого или Чехова с одним настроением, потомки и иностранцы — с другим. Наше великое самоохаивание было встречено с восторгом, которого точно бы не снискал ни русский Вальтер Скотт, ни русский Сенкевич или, тем более, русский Киплинг. Не могли пройти мимо литературного козыря и революционеры. Победившим большевикам нужно было доказать, что ничего, кроме разрушения, старая Россия не заслуживала. И вот, несмотря на моральные кодексы строителей коммунизма и борьбу за нравственность, девятиклассникам демонстрировали Сонечку Мармеладову, положительного Раскольникова с топором и утопившуюся Катерину. Секса в СССР не было, про уголовный элемент пели намеками «если кто-то кое-где у нас порой», а положительные проститутки, убийцы и неверные жены в школьной программе были.

Иначе обстояло дело с современной литературой. Все, что было официально издано, полагалось идеологически выдержанным, но отличалось, как лебедь рак и щука. «Взвейся да развейся» разной степени таланта и искренности опустим, как и «цветное» направление, продолжившее и развившее линию, ведущую от «Капитанской дочки», «Песни о царе Иване Васильевиче», «Князя Серебряного», «Гамбринуса» к «России молодой», «Живым и мертвым», «Сестре печали», «Моменту истины».

Критически настроенная интеллигенция успешно продолжила критическую же линию русской классики. С дымовой завесой для цензуры (вроде поминаемых всуе видеовизоров коммунистической Земли в «Трудно быть богом» и маскировки изначального дона берии-Ребии в дона Рэбу) или без оной, как в песнях раз и навсегда забросившего чепец за мельницу Галича. И опять-таки на новом витке повторилось то, что уже было. Это была правда, но не вся, и среди ее адептов были и есть как гении и герои, так и бездари, чьим единственным достоинством было то, что их при проклятом тоталитаризме не издавали, и конъюнктурщики, бросившиеся пинать мертвого льва, которому при жизни лизали все, что можно и нельзя.

Преодолеваю искушение поговорить о «сером мифе» и иду дальше. Все вышесказанное было преамбулой, теперь будет амбула. А именно, почему у меня Мартин ассоциируется с русской классикой.

Если бы Мартин писал по-русски, а Толстой, Достоевский и Стругацкие — по-английски, практически наверняка его бы обвинили в заимствованиях. К счастью, самому, по-видимому, великому из ныне активно пишущих англоязычных фантастов это не грозит. Знатоки американской и английской литературы, без сомнения, могут назвать те зерна, из которых выросла ПЛиО. Я бы, на свой дилетантский взгляд, отнесла бы к таковым Фолкнера (в первую очередь «Шум и ярость»). Но, будучи человеком русским, мне удобнее сравнивать и сопоставлять со своим.

Итак, аналогия первая. Достоевский. Темные, недоступные большинству людей фатальные страсти. Психологичность и глубина проработки образов. Чудовищная рефлексия героев. Мрачная, почти безысходная атмосфера, выписанная так, что жить становится страшно и тошно. Двумя словами — «зима близко», одним словом — достоевщина. Странные, сильные, «штучные» характеры и еще более странные, чтобы не сказать иначе, отношения, в том числе и внутрисемейные. Семейка Карамазовых, семейка Ланнистеров. Ланнистеров... Клубок ненависти и страстей. Ущербный, ненавидимый и ненавидящий сын, странный, властный, самозабвенно портящий детям жизнь отец, роковая женщина, убийство, следствие… Правда Мартин пошел дальше Достоевского. Алеше Карамазову и Богу в Вестеросе пока места не нашлось.

[Шнайзель]

вот теперь все)))

Аналогия вторая. Толстой. В первую очередь «Война и мир». Масштаб полотна и его многофигурность. Это уже не история нескольких человек или семьи, пусть и обуреваемой всеми возможными демонами. Это портрет эпохи, но портрет, написанный в соответствии с философскими взглядами автора. И если история расходится с этими взглядами, тем хуже для истории. Наполеоновская эпоха в зеркале «Войны и мира» мало согласуется с тем, что проступает из документов, воспоминаний, исторических исследований. О противоречиях и прямых искажениях можно говорить долго. Багратион не был «смелым глупым человеком», Наполеон был не просто маленьким человечком с жирной грудью, а боевой офицер, имевший за спиной Шенграбен и Аустерлиц, в день Бородина не стал бы тупо пялиться на вертящееся перед ним ядро и думать о вечном. Впрочем, от Толстого досталось не только военным, но и штатским, не только русским, но и французам, и даже полякам.

Историзм был сознательно принесен в жертву авторским взглядам, среди которых не последнюю роль играла явная неприязнь к власти, официальной церкви и признанным великими и незаурядными личностям. В итоге мы получили вместо Сергея Волконского — Андрея Болконского, вместо Дениса Давыдова — Ваську Денисова, а вместо интереснейшей эпохи — всю ту же беспозвоночную кошку. Если, конечно, не считать позвоночником дубину народной войны и Платона Каратаева.

ПЛиО по масштабу, количеству персонажей и событий, психологической проработке вполне сопоставима с «Войной и миром». Разумеется, Мартин отказывая своим героям в праве на то, что выходит за пределы личных амбиций, комплексов и обид, руководствовался иными причинами, чем Толстой, но результат вышел похожим. По крайней мере, для меня. Эпоха войны Роз с Йорками, Уорвиками, Тюдорами исчезла. Становится непонятно, как, на чем и на ком держалось огромное королевство, почему все не полетело в тартарары намного раньше, как оно вообще возникло. Впрочем, эти вопросы сразу же отпадают, если понять, что историчность здесь даже не гвоздь, на который вешают картину, а некая приправа, а главное — характеры человеческие, причем характеры современные и понятные автору и читателям. Именно это и заставляет меня считать ПЛиО — психологическим романом-антиутопией, а не «историческим фэнтези». В отличие от Тертлдава.

Аналогия третья. «Трудно быть богом». Знаменитый роман, который, на мой взгляд является преемником критической, антигосударственной линии русской классики. Где-то я читала, что Б. Н. Стругацкий позиционировал ТББ как роман о диссидентах. Если я ничего не путаю, то это расставляет все на свои места. Увы, теперь, после распада СССР, ТББ воспринимается как фэнтези, причем фэнтези историческое, так как гений АБС сделал вонючий Арканар с его штурмовиками, Орденом и немытыми донами прямо-таки осязаемым. Мир, который, за исключением небольшого числа слабых и уязвимых поэтов, философов и изобретателей, порождает исключительно грызущихся промеж собой пауков. Мир, в котором обвешанный привезенными с коммунистической земли бонусами (которые ныне воспринимаются как эльфийские артефакты) прогрессор по всем азимутам круче местных бойцов. Мир, которому можно только свысока сострадать и предлагать советы по его улучшению. Мы не видим ни одной по-настоящему масштабной личности, ни одной мало-мальски достойной цели, ни одного намека на хотя бы достойное прошлое. Опять-таки непонятно, как вообще арканарцы слезли с деревьев и дошли до изобретения доспехов и светского романа. Серая, унылая, безысходная картина. Нет ни искренней веры, ни чести, ни служения хоть сюзерену, хоть Господу, хоть Прекрасной Даме, что были характерны для высокого Средневековья. Вместо них — корысть и тупость штурмовиков-лавочников. Барон Пампа, конечно, мил, но воспринимается этаким славным примитивом. Арата Красивый Горбатый, видимо, оказавшийся в тексте по тем же причинам, что и коммунистическая Земля, тоже не слишком впечатляет. А ведь среди политиков, военачальников, богословов средневековья были личности, способные загнать коммунара-прогрессора Румату с его прогрессорством в угол и заставить почувствовать себя не богом, а как минимум младенцем на берегу океана вечности. Про лестную нам легенду о «немытой аристократии» и «рыцарях-недомерках» я молчу.

Разумеется, АБС, создавая роман-иносказание, думали не об историчности. В их скрытом противостоянии с советским официозом можно было говорить только так. Но идеологии приходят и уходят, а великие книги остаются. Остался роман о сильном и мытом герое в обстановке антисанитарного копошения. Остался серый безысходный мир. Осталось ощущение превосходства, испытанное читателя в отношении немытых аристократов. Коммунистическая и антикоммунистическая составляющие ушли или уходят в песок, дон Румата начинает восприниматься скорее как ман или эльф, занесенный к презренным хумансам.

В ПЛиО прогрессоров нет. Их место занимает читатель, наблюдающий за копошением средневекового мира, где каждый за себя. Интриги, заговоры, любвеобильные дамы, жуткие застенки, поединки на мечах, подробное, натуралистическое описание местных неаппетитностей… Арканар без Руматы вполне вписывается в мир Вестероса. Вестерос вполне может быть производным Арканара за вычетом прогрессоров и проблемы отношений творческой интеллигенции и власти. Дона Окана и дон Рэба будут чувствовать себя в Королевской Гавани вполне уютно, а Мизинец вполне мог бы подсидеть означенного дона, пустив в ход Лжебудаха.

Ну а всякие Сиды-Кампеадоры, служившие не себе, а своей стране, Байарды, девы Жанны, Глостеры с их «Верность меня обязывает» и совершенствованием парламентской демократии, в эти миры не вписываются никоим образом, как не вписывается туда история мыловарения и банного дела. История — отдельно, великие (без преувеличения) романы — отдельно.

Мир фантастики велик и разнообразен. Безысходность и приземленность героев ПЛиО уравновешивают порыв и сияющие доспехи множества героев других авторов. Безысходность Стругацких компенсирует их же НИИЧАВО и «За миллиард лет до конца света». А вот русского Дюма, Сенкевича или Киплинга, увы, нет и, судя по нынешним литературным и киношным веяниям, не ожидается. Над родимыми просторами по-прежнему разносится плач беспозвоночных кошек…

Ник Перумов

Прошу прощения у участников форума, что столь бесцеремонно вмешиваюсь в интервью Веры Викторовны. В оправдание скажу лишь, что делаю это с её ведома и согласия. Хочу пояснить один момент, насчет ТББ и диссидентов, вернее, "накухнесидентов", как совершенно справедливо выразилась Вера. Этот пассаж прозвучал на одном из семинаров БНС в Петербурге, на одном из двух, где мне довелось побывать. Так получилось, что на семинаре завязалась дискуссия между БНС и вашим покорным слугой, отстаивавшим тезис, что ТББ — типичная фэнтэзи, ибо даже в "прекрасном далеком", где открыта подпространственная тирьямпампамция, синтезировать золото из опилок в портативном агрегате никак невозможно, ибо описывается сей процесс, в отличие от тирьямпампамции, строго определенными и прекрасно известными уравнениями ядерных реакций, требующих, мнэ, несколько иных условий, чем могущие быть обеспечены в чемоданчике. Слово за слово, спор приобретал все более непримиримый характер, пока Борис Натанович, раздраженный моим молодым упрямством, не воскликнул (с толикой гнева в голосе): "Коля, как Вы не понимаете — ТББ это роман о Ленинграде, роман о диссидентах, что сидели на кухнях, и каждый из них был Руматой Эсторским!".

Фраза эта настолько меня поразила, что и теперь, 12 лет спустя, помнится как прозвучавшая буквально вчера. ТББ — моя любимейшая вещь у АБС, я помню её буквально наизусть, и никогда не представлял в подобном контексте...

Вот так и появились арканарские "накухнесиденты". :-)

Ликбез по Средневековью, увы, сейчас не смог найти...

людей не пытали и не калечили?

Не в таких количествах.

И с гигиеной все было лучше?

С гигиеной было лучше, чем мы сейчас об этом думаем.

В целом "общеизвестные" "ужасы" столь же преувеличены, как слухи про гонения Инквизиции на науку. Было? Было. Но не ТАК и не В ТАКИХ КОЛИЧЕСТВАХ.

Не верится....

Ну я бы просто так тоже не поверил. Но Камше и Ко я обычно верю.

[ann.tropie]

Слишком преданный Ему пальцы отхватили, а он "я ваш, я ваш"...

Ох, как меня это раздражало в свое время!

[arventur]

Шнайзель спасибо большое за текст интервью Веры Викторовны. Обязательно поищу про ужасы средневековья тоже.

людей не пытали и не калечили?
Не в таких количествах.

Да ладно. А Влад Цепеш, он же Дракула? А инквизиция? В музее пыток бывать не приходилось? Мне увы разок пришлось - друзья затащили...

В целом "общеизвестные" "ужасы" столь же преувеличены, как слухи про гонения Инквизиции на науку.

Да бог с ней, с наукой. Молот Ведьм вот куда денете? Или все тоже было "не так страшно"?

Ну я бы просто так тоже не поверил. Но Камше и Ко я обычно верю.

Камше и Ко я тоже верю
Но пока мое мнение о Средневековье формируется на основе не столько Мартина, сколько личных впечатлений, в частности от посещения некоторых английских замков, где подробнейшим образом рассказывали и показывали, кто где и что ел, пил, мылся и ходил в уборную, кого, как, где и за что казнили, и пр.

[Шнайзель]

arventur
А инквизиция?

А что инквизиция? От бравых чекистов людей пострадало столько, сколько Инквизиции, за все века её существования, и не снилось.

ИМХО, самым "мрачным" историческим периодом было отнюдь не средневековье, а первая половина 20-го века. Да, и на счет гигиены и прочего. Вы знаете, что сейчас 20000 человек умирают каждый день от голода и нехватки медикаментов? Это только нам кажется, что мы живем в "чистую" эпоху. Не в эпохе дело, а в месте.

Ну и про Мартина. Теперь вы поняли, что проблема Мартина в том, что он показал одну половину как есть, не показав второй половины, словно её и не было вовсе. А она была. Какой тут к чертям, извиняюсь за выражение, реализм? Самое что ни на есть махровое искажение реалий, только в другую сторону

Вот как раз у Камши в ХА и ОЭ - реализм.

[P.R.]

Ну и про Мартина. Теперь вы поняли, что проблема Мартина в том, что он показал одну половину как есть, не показав второй половины, словно её и не было вовсе. А она была. Какой тут к чертям, извиняюсь за выражение, реализм? Самое что ни на есть махровое искажение реалий, только в другую сторону

Шнайзель , ну вот, опередил меня!